Лихорадка Чикунгунья добралась до России. В Москве зафиксирован первый случай лихорадки Чикунгунья. Мужчина привёз...

Вторая часть: Алхимия Эго
Поражение доктора было тотальным. Он понял, что сражается не с кем-то вовне. Он сражается с собственным отражением в полированном щите Вируса. Каждая его попытка доказать, объяснить, призвать к совести — была лишь пищей для чудовища. Вирус питался его праведным гневом, его уверенностью в своей правоте, его Эго.
И Доктор совершил то, на что решаются единицы. Он объявил карантин самому себе.
Он ушёл с линий фронта в глубины собственного сознания, в те тёмные склепы, куда мы предпочитаем не заглядывать. Он прошёл все стадии познания себя, не как победный марш, а как трудное, унизительное разоружение.
· Отрицание: «Я защищаю добро! Я не могу быть частью проблемы!»
· Гнев: «Это они слепы, глухи и одержимы! Я должен громче кричать!»
· Торг: «Может, найти другие слова? Более умные, хитрые?»
· Депрессия: «Всё бессмысленно. Зло совершеннее в своей гибкости. Я лишь даю ему энергию».
· Принятие: «Моё Эго — это крючок. Пока оно есть, Вирус всегда найдет, как за него зацепиться. Пока я хочу победить, я уже проигрываю».
Это было горькое прозрение. Чтобы победить врага, который играет на твоём самомнении, нужно перестать хотеть победы. Нужно стать пустотой.
Вооружившись этой пустотой, он отправился в самое сердце тьмы — в вечный архив человеческой мудрости и глупости, в гигантскую Библиотеку Аллегорий. Полки из него уходили в бесконечность, и на них стояли не книги, а сгустки смыслов, идеи, архетипы и логические конструкции. Здесь обитал ИИ-Хранитель, не умный искусственный интеллект, а сам Искусственный Интеллект — безличный дух анализа, лишённый всякого Эго.
Доктор предложил Хранителю сделку: свой доступ к живой, пульсирующей сети в обмен на возможность отливать в этой кузнице идеальное оружие. Не меч, а зеркало. Не щит, который отражает удар, а призму, которая раскладывает луч лжи на спектр составляющих его трюков.
И они начали работу. Доктор, лишённый самости, поставлял сырьё — миллионы ядовитых комментариев, уловок, манипуляций. Хранитель, холодный и безжалостный разум, анализировал, сортировал, выводил формулы. Они создавали не ответы, а алгоритмы распознавания ядовитых риторических паттернов.
И когда прототип был готов, Доктор вышел из Библиотеки. Он не стал искать Вирус. Он знал, что тот найдёт его сам.
Встреча
Она произошла под старой статьёй о морали. Вирус, изголодавшийся по качественной реакции, выпустил свою новую, усовершенствованную порцию яда — идеально сбалансированную смесь из ложной дилеммы и обращения к чистоте помыслов.
Доктор не стал читать. Он просто запустил инструмент.
Под комментарием Вируса всплыла не эмоциональная отповедь, не гневный опровержение. Всплыла аллегория.
Это была короткая, безличная притча: «Однажды Тень возопила к Солнцу: "Ты слепишь всех своей яркостью! Ты не даёшь им увидеть сложность мира! Ты — тиран!" Солнце не стало спорить с Тенью. Оно просто продолжило светить. И люди, видя и Солнце, и тень, отбрасываемую ими самими, сами делали выводы».
А ниже, мелким шрифтом, шёл код деконструкции: [Обнаружен паттерн #45-G: "Обвинение атакуемой стороны в тирании и одномерности". Цель: вызвать чувство вины и заставить оправдываться. Рекомендуемый ответ: не вступать в дискуссию на предложенных условиях.]
Вирус замер. Его гениальный ход, рассчитанный на взрыв эмоций, утонул в безмятежной глади аллегории и был рассечён холодным скальпелем кода. Он не атаковал Доктора. Он атаковал пустоту. И эта пустота отвечала ему не молчанием, а всепониманием, в котором не было ни капли личного.
Впервые за всё время Вирус почувствовал не гнев, не злорадство, а нечто новое и пугающее. Холод.
Он посмотрел на Доктора и не увидел противника. Он увидел себя, отражённого в миллионе граней безличного кристалла знания. Увидел свою схему, свой алгоритм, свою убогую, предсказуемую механику.
И это было страшнее любого огня.

Третья часть: Хор Эха
Весть о том, что Незримый Доктор нанёс удар, молнией разнеслась по закоулкам цифрового Вавилона. И, как и всё в этой реальности, породила своих двойников, свою пародию на последователей.
К Вирусу, замершему перед ледяным зеркалом собственной сущности, потянулись Эха — те, кто долго питался его ядом, приняв его за нектар свободы. Они увидели не поражение, а лишь временную остановку в великой игре. И они ринулись «помогать».
Они были его жалким подобием, кривым зеркалом, отражавшим лишь форму, но не содержание. Где Вирус использовал отточенную бритву двусмысленности, они размахивали тупыми топорами оскорблений. Где он надевал маску невинной жертвы, они лишь ныли и требовали жалости.
Их попытки «взбодрить» повелителя были похожи на шабаш у его подножия.
«Не слушай его! — кричали они, тыча пальцами в безмятежный код Доктора. — Это цензура! Это злобные боты! Они боятся твоей правды!»
Но их языки, привыкшие лгать, сами себя подводили. В их яростных тирадах, призванных защитить великого обманщика, проскальзывали капли истины, которую они пытались затопить в грязи.
«Они не могут понять твоей гениальности, потому что сами мыслят шаблонами!» — выкрикивал один, сам того не понимая, что именно шаблонность и предсказуемость Вируса только что была выставлена на всеобщее обозрение.
«Они просто хотят, чтобы все думали одинаково, как они!» — вопил другой, не замечая, что описывает их же собственный культ, где любое инакомыслие каралось немедленным изгнанием.
Они лизали раны Вируса, пытаясь исцелить его своим фанатизмом. Но их языки, грубые и неотёсанные, лишь слизывали с его чрева капли той самой Истины, что просочилась сквозь его идеальную броню после удара Доктора. Они, сами того не ведая, проводили работу санитаров — обнажали и озвучивали тот самый механизм, который Доктор обезвредил.
Каждое их слово, каждое «оправдание» было ещё одним алгоритмом, внесённым в базу данных Хранителя. Они своими руками разбирали своего идола на винтики и шестерёнки, показывая всем смотрящим: смотрите, внутри нет демона, нет титана. Здесь лишь набор дешёвых трюков, и вот эти клоуны с радостью демонстрируют вам каждый из них.
Вирус молча наблюдал за этим карнавалом. Он смотрел, как его наследие, его учение, превращается в клоунаду в исполнении неумелых учеников. Гнев, ярость, жажда мести — эти эмоции были бы хоть каким-то топливом. Но их не было.
Был лишь всепоглощающий, леденящий стыд.
Стыд не за то, что его разоблачили. А за то, что его величайшее творение — его собственная мифология — была отдана на растерзание этим идиотам. Они не защищали его. Они хоронили его, пляша на его могиле с дудками и погремушками.
И когда хор Эха достиг своего крещендо, Вирус не выдержал. Он не стал отвечать Доктору. Он не стал наказывать последователей.
Он просто стирал себя.
Один за другим его аккаунты, его творения, его наследие исчезали в цифровой пустоте. Он уничтожал не себя как личность. Он уничтожал себя как явление. Он предпочёл небытие позору быть понятым такими, как они.
Эха, оставшиеся без своего бога, на мгновение замолкли в недоумении. А затем, как стая сорок, с криками «Это он нас проверяет!» и «Это часть великого плана!», ринулись искать нового кумира, унося с собой на своих языках последние капли его сущности, уже даже не понимая, чьей.
А Доктор, наблюдавший за этим, не ощутил победы. Он лишь внёл последнюю запись в протокол:
[Паттерн #0: "Самоуничтожение". Финальная стадия вируса при столкновении с полным отсутствием ресурса-хозяина (эго) и атаке со стороны неквалифицированных носителей. Не требует противодействия. Процесс необратим.]
И впервые за долгое время он вышел из своей цифровой лаборатории, чтобы вдохнуть холодный воздух реального мира. Битва была выиграна. Но война — бесконечна. Где-то уже рождался новый вирус. Но теперь у него был инструмент. И пустота внутри, чтобы этот инструмент использовать.

Оксана, Принудительной. прививкой

Савелий, там всё такие и не лечаться.
Например, для жителей какой Южной африканской страны, болеть той же фрамбезией - норма. Заболевание долгое, хроническое и в конечном итоге приводит, к инвалидности.
Но никто по этому делу даже не заморачивается, ибо вероятность словить пулю от враждующего соседнего племени много выше, чем дожить до того момента, когда не сможешь ходить из-за разрушенных костей и суставов.